Несколько месяцев назад «Северная правда» публиковала материалы из книги воспоминаний оператора-документалиста Александра Галаджева. Вдова Александра Петровича помогала автору в создании книги и передала её в издательство. Главы о Кодаре занимают в книге особое место, ведь Александр Галаджев работал в наших краях целых четыре раза: в 1959, 1961, 1964 и 1967. Мы продолжаем публиковать воспоминания кинодокументалиста. Предложенный вашему вниманию отрывок относится к третьему визиту Галаджева к горам Кодара.
«В свою любимую Сибирь»
«…Ко мне подошёл знакомый директор картины и спросил, не хочу ли я съездить недельки на две «в свою любимую Сибирь»? Оказалось, на студии приступили к съёмкам фильма о деятельности Российской академии наук в середине XVIII века и работах русского учёного Степана Петровича Крашенинникова – ботаника, этнографа, путешественника, исследователя Сибири, Дальнего Востока и Камчатки. Таким образом, неожиданно мне снова выпало счастье слетать в Сибирь, подышать чистым воздухом, поснимать горы и тайгу, а также отснять несколько крупных предприятий союзного значения для этого фильма. Конечно, сразу было решено, что сибирскую природную экзотику я буду снимать только в Чаре.
Потратив два дня на сборы, я в одиночку вылетел из Москвы и спустя несколько дней оказался в моей дорогой Чаре, где, наконец, пришёл в себя. Основной целью моего приезда в Чару было горячее желание повидать своих друзей, а также ещё раз подняться на хребет Кодар, где с 1959 года навсегда осталась частица моей души. Кроме того, я знал, что здесь можно будет спокойно отснять весь материал, необходимый для фильма о Крашенинникове.
Два дня я искал попутчика для путешествия в безлюдный горно-таёжный район. Вначале никто не соглашался, и только на второй день мне с трудом удалось уговорить участкового инспектора Сашу Фомина сходить со мной в горы. Остаток дня мы потратили на проверку снаряжения и закупку продуктов. При советской власти эти районы пользовались многочисленными привилегиями и снабжались как продуктами, так и промышленными товарами с особой тщательностью.
Утром 20 июня 1964 года мы направились из Чары по знакомой болотистой дороге на север и через шесть километров вышли на старый стан покосников, где стояла просторная изба, расположенная в закрайке светлого соснового леса. Для ночёвки выбрали сухое уютное место в сосновом лесу на берегу красивого глубокого озера с какой-то загадочной неподвижной и одновременно чёрной водой. На ночь мы с Сашей натаскали к нашей стоянке побольше сушняка, развели костёр и стали готовить ужин. Ночью сильно похолодало и стало понятно, что, направляясь в поход, мы допустили серьёзную ошибку: не захотели взять с собой палатку и спальные мешки. Мы сильно замёрзли и вертелись, подставляя к костру то один бок, то другой.
По заболоченному лесу мы уже через сорок минут вышли к большому аяну, образованному Средним Сакуканом после его выхода из горного массива Кодара в Чарскую долину. Аяны часто встречаются в долинах небольших сибирских рек, протекающих по каменистым горным почвам с вечной мерзлотой. Образуются они в тех случаях, когда река разбивается на многочисленные неглубокие протоки, а затем ниже по течению снова соединяется в единое русло.
Переправа
Необычайно жаркий в тот год июнь явно усилил в горах таяние ледников и снежников. Уровень воды в реке был достаточно высокий, а течение сильное. Я смотрел на воду, оценивая наши шансы на переход протоки, и искал глазами безопасное место для выхода из воды на ледяную стену наледи. Беспокоило меня и то, что у нас за плечами будут тяжёлые рюкзаки с аппаратурой и провизией, а страховочных верёвок я с собой в горный поход взять не догадался – просто забыл! Ошибочная убеждённость в том, что эта переправа относится к разряду лёгких препятствий, в сочетании со злобой на наледь и обидой на неожиданное заявление Саши Фомина, заглушили тогда все мои трезвые мысли! Весь на нервах я сбегал в лес и вырубил шест. Затем снял штаны, проверил шнуровку на вибрамах и один, без страховки, как дурак, двинулся через протоку к наледи!
Добравшись до ледяной стены, я по узкой расщелине полез наверх и только после того, как встал обеими ногами на наледь, обернулся на Сашу, который смотрел на меня, как приговорённый к высшей мере наказания. Но вскоре он тоже вооружился шестом, вошёл в воду и потихоньку стал продвигаться ко мне!
Вдруг раздался Сашин крик. Сбросив рубашку, я увидел Фомина, стоящего в пяти метрах от наледи на самом сильном течении, и по выражению его лица понял, что больше он не сделает вперёд ни одного шага! Не знаю, какая неведомая сила кинула меня в воду и дотащила до застывшего на месте парня. Это был тот самый случай, когда на крик о помощи у людей неизвестно откуда берутся силы! Через некоторое время мы оба благополучно оказались на наледи.
Вместо того, чтобы поскорее покинуть наледь и дойти до соснового леса, начинавшегося в километре от нас, мы с Фоминым разделись и стали переодеваться прямо на льду. Конечно, Саша, как настоящий сибиряк, таёжник и милиционер, тут же радостно объявил, что нам необходимо принять немного спиртного, чтобы не простудиться на льду. Я – человек совершенно непьющий, но в подобной мокрой и холодной ситуации вынужден был с ним полностью согласиться!
Мы собрали рюкзаки, загрузились и прошли по аяну ещё километр вверх по течению реки, пока не попали в тёплый и сухой сосновый лес, росший на правой створке каменных ворот, образующих вход в Мраморное ущелье. Здесь мы смогли, наконец, вскипятить чай, перекусить и как следует высушить одежду и обувь!
Исцеление в Борлаге
Подойдя к Чёртову мосту через Сакукан, мы обнаружили, что он сильно пострадал от весенних мощных потоков, вызываемых дружным таянием снегов на крутых склонах Кодара. Центральная опора моста была частично разрушена, из-за чего середина его сильно просела. Здесь мы оставили часть припасённых для похода продуктов.
Основная дорога по Мраморному ущелью пострадала мало и идти по ней было относительно легко до тех пор, пока не начался затяжной подъём в гору. Когда мы подошли к границе зоны самого большого на Среднем Сакукане лагерного пункта «Метельный», мне стало плохо – непривычно и противно заныло в груди, замутило, стала кружиться голова! Оказавшись без лекарств, в непривычном для себя тяжёлом состоянии, я решил руководствоваться собственной интуицией, которая подсказывала мне самое простое средство – принять лежачее положение и не делать резких движений, а самое главное – не позволять себе никаких физических нагрузок!
Таким образом, на нас с Фоминым свалилась ещё одна совершенно непредвиденная забота – найти какое-нибудь временное убежище, чтобы я смог там спокойно отлежаться, а это оказалось совсем непросто! Заграждение из рядов колючей проволоки, расположенное по периметру лагерной зоны, с годами начало разваливаться. Ворота для проезда в зону были широко распахнуты. Нам ничего не оставалось, как разместиться в хорошо сохранившейся проходной в зону: там были целые окна, двери и койки в два этажа. На старой печке Саша вскипятил котелок, а потом развёл небольшой дымокур от комаров, после чего мы выпили чаю и залегли на лежанки!
Следующие три дня я лежал в состоянии полного безразличия к происходящему и прислушивался к неприятному ощущению боли в груди. Есть совершенно не хотелось, и всё мое существо одолевала противная слабость. Надо отдать должное Саше Фомину, который понял моё состояние и заботливо ухаживал за мной! Лёжа я продолжал анализировать свои действия при переходе Среднего Сакукана в то злополучное утро. Мне не давала покоя мысль о том, что я, как старший в походе, поступил чрезвычайно глупо, подвергнув смертельной опасности обе наши жизни!
Утром, после завтрака, я поделился с Сашей планами на предстоящий день, после чего мы отправились снимать местную природу, а затем совершили пробный (для меня) подъём на достаточно крутой склон горы у ручья Мраморный. На следующий день мы решили обследовать ущелье, где находился лагерь №1 и сам урановый рудник. Полюбовавшись на штольни в каменных стенах, заваленные брёвнами и мусором, на старые невзрачные полуразвалившиеся бараки для заключённых и грубо сколоченные вышки для охраны, мы поняли, что снимать здесь что-нибудь для открытого показа совершенно нечего.
Мы с Фоминым были готовы пуститься в обратный путь, но у меня осталась невыполненной ещё одна заветная мечта – навестить особо памятный мне Медвежий перевал, находящийся в самой вершине правого истока Среднего Сакукана. На весь маршрут (туда и обратно) от нашей проходной нужно было потратить полтора дня. К тому же подниматься на Медвежий перевал было намного легче, чем на склон хребта у притока Метельный, поскольку большая часть пути проходила по хорошей дороге. Погода, слава богу, стояла прекрасная.
Предстоящий маршрут был мне отлично знаком, и мы могли не торопиться. Прикинув время, я решил, что вполне успею сварить борщ из разнообразных и очень вкусных сушёных овощей, которые обнаружил в продуктовом магазине Чары. Заправив ароматное варево тушёнкой, мы не стали долго ждать, пока готовый борщ остынет, а сразу же пустили его в расход! После обеда хорошо отдохнули и, прихватив с собой аппаратуру и немного продуктов, не торопясь зашагали вверх по Мраморному ущелью, к месту нашей будущей ночёвки.
Уже вечерело, когда мы с помощью веток кедрового стланика закончили сооружать балаган и развели костёр там, где в разные годы ночевали с Михаилом Заплатиным, а также с проводниками – Гошей Куликовым и Володей Трынкиным! Костёр тлел всю ночь и утром на чай ушло минимум времени. Оставшееся до Медвежьего перевала расстояние мы преодолели по пологим скальным плитам всего за два часа неторопливого подъёма и к десяти часам утра были на самом перевале!
Любимый Кодар
Вокруг стояла удивительная тишина и спокойствие – ни дуновения ветра, ни щебета птиц, ни свиста сурков! С высоты 2600 метров я с волнением всматривался вниз, в знакомую и близкую сердцу долину реки Ледниковой. С левой стороны гордо возвышалась главная вершина Кодара (3020 м), ближе – прекрасно смотрелись ледник Тимашева и ледник Советских географов с небольшим круглым озером в середине цирка, из которого берёт своё начало правый приток Левой Сыгыкты – небольшая каменистая и бурная речка Ледниковая. Прямо напротив нас стояли могучие скальные вершины, за которыми находилась долина реки Медвежьей. Вся долина и русло реки Ледниковой, густо заросшее кедровым стлаником, отлично просматривались почти до самой Сыгыкты.
Мы с Фоминым пробыли на перевале волнительные для меня полчаса, но всему на свете приходит конец, и с тоской в душе я простился с ледниками и горными вершинами могучего Кодара.
На ходу я неожиданно заметил на том берегу Среднего Сакукана крупную росомаху, без страха смотревшую на нас. У меня появилось внезапное желание пошутить с этим своеобразным и малосимпатичным животным! Я взял небольшой камень и запустил его в росомаху. Зверь сделал несколько прыжков от реки, но тут же развернулся ко мне и вызывающе оскалил зубы, показав таким образом, что меня он тоже не боится!
Следующее напоминание о том, что мы в тайге и находимся в мире животных, появилось в конце ущелья и носило уже более серьёзный характер. Когда до Чёртова моста оставался всего час хода, на нашу дорогу вышел голодный медведь и начал переворачивать камни, пни и коряги в надежде обнаружить под ними что-нибудь съестное! Нам при этом оставалось только надеяться, что косолапый свернёт с дороги ещё до моста!
Чем ближе мы подходили к мосту, тем неспокойнее становилось у нас на душе. Когда на повороте дороги я увидел синюю обертку от нашей пачки сахара-рафинада – всё стало понятно!
На берегу реки около устоя моста лежал разорванный пакет из черного полиэтилена и остатки банки тушенки, превращённой медведем в лепёшку с дырками. Эти продукты мы оставили здесь, когда шли в горы. Буханку белого хлеба и пачку сахара мишка съел не отходя от кассы, тушёнку высосал, а саму металлическую лепешку до блеска отполировал языком! Банку сгущёнки (вернее, остатки от неё), как дар небес, медведь видимо решил унести с собой, чтобы насладиться божественным нектаром в каком-то одному ему известном потаённом месте и желательно без лишних свидетелей!
Домой
Перейдя через аварийный мост на правый берег Среднего Сакукана, мы снова вышли к знакомому аяну и к нашему злополучному броду, который перешли без всяких происшествий, поскольку большая часть наледи уже растаяла! Остаток пути до Чары мы преодолели нормально, если не считать укусов от слепней, комаров и мошки.
На следующий день я простился с друзьями и моей Чарой. Старый трудяга ЛИ-2 за 3 часа доставил меня в Читу, где я успел за двадцать минут пересесть на самолёт до Иркутска. 30 июня я уже возвратился в Москву, забрав накануне в Иркутске кое-какие материалы для фильма об академике Крашенинникове».
