Уроки природоведения… в недалёком прошлом
«Нингм» – на эвенкийском языке означает «поведать», «передать»; «кан» – «знать», «обучать». «Нимнгакан» – это передача фольклорных текстов из уст в уста, от поколения к поколению.
Так было в прошлом. Учёный-этнограф Александр Шубин возвращает нас в начало 20-го века: «Если сказитель был приезжий, то хозяева, у которых он остановился, обязательно забивали оленя и угощали желанного гостя. Если послушать сказания приезжали гости из других стойбищ, они тоже должны были забить оленя для угощения. Это был обычай, отражающий высокое почитание сказителей, носителей народной мудрости, накопленной веками».
Не сложно представить следующую картинку. Холодный зимний месяц, солнце рано уходит за горизонт, а лютый мороз не позволяет эвенкам-звероловам охотиться. И они находят другое занятие. Собираются в самом большом чуме на стойбище, начинается представление…
Старики-эвенки ещё помнят, как в первой трети 20-го века на таких коллективных посиделках певцы состязались в исполнении собственных песен, некоторые из них могли вести свои мелодии и излюбленные темы сутками. За ними брали слово нимнгаканы, или сказители, и устраивали настоящие спектакли. Они, как правило, умели воспроизводить завывание ветра, звериный рык, свист птиц, хорканье оленя. Изображая орла, лицедеи надевали накидку, головной убор из перьев. Если героем мифа был волк, сказители представали перед зрителями в волчьей шкуре, если медведь – в медвежьей. Перевоплощение было частью игры, участником которой неожиданно мог оказаться каждый из присутствующих.
Но советизация образа жизни и образования коренных северян в нашей стране привела к тому, что сказители-эвенки замолчали. Их импровизации пришлые «белые» культработники презрительно называли примитивными. Бытовало мнение, что это и не искусство вовсе. «А! Оленщик увидел птичку на ветке – вот и повод для песни. Птичка улетела? Второй куплет готов». Порой «судьями» были случайные в культуре люди, но своё чёрное дело сделали… Впрочем, возможно, советский уклад – не единственная причина. Культура аборигенных народов начала ассимилироваться, терять своё разнообразие по всему миру.
В американском штате Аляска на рубеже 20-го и 21-го веков решили возродить традицию нимнгаканов. За дело взялись антропологи и лингвисты государственного университета Фэрбенкса. Скептики вначале сомневались в успехе затеи: «Искусство устной песенной, сказочной импровизации утеряно северными этносами навсегда». Но на встречи со сказителями, а это были дряхлые старцы (из числа эскимосов, юпиков, индейцев или алеутов – коренных обитателей Аляски) набивались полные аудитории студентов. Интерес был неподдельный. И старики, словно получив второе дыхание, часами исполняли свои песнопения (на языке предков), на глазах у зрителей рождались сказочные импровизации… Вскоре у стариков нашлись последователи и ученики среди молодёжи. Оказалось, студентам университета интересен этот старинный забытый жанр мифотворчества. Встречи со сказителями стали ежемесячными, а лицедеями, перевоплощающимися то в сказочного орла, то в злобного духа Абасы, нередко становились уже… студенты, старцы лишь наблюдали со стороны. Оказалось, искусство нимнгаканов не утеряно, лишь взяло паузу, чтобы передохнуть и набраться новых сил.
…Сейчас во всём мире идёт бурная дискуссия о том, как вдохнуть новую жизнь в умирающие языки малых этносов. Язык – душа народа, выразитель его ценностей и чаяний. А нимнгакан – кратчайший путь к сердцам. Именно поэтому в Республике Бурятии взялись за его возрождение.
Начали с малого. Эвенкийский культурный центр «Арун» решил пробудить интерес к изучению родного языка у населения эвенкийских районов своей республики… через сказку. Вернее, через постановку сказки на эвенкийском, полузабытом из-за невостребованности в наши дни языке.
Проект действует уже четыре года. Надежда Егоровна Шеметова, руководитель эвенкийского культурного центра «Арун», рассказывает:
– Мы разработали специальное положение для участников фестиваля, разместили его на своём сайте. Непременное условие – разновозрастной состав самодеятельных актеров. Обязательное участие носителей языка – стариков. Благодаря этому в ходе репетиций и подготовки спектакля (пошива одежды, подбора необходимой атрибутики) люди объединяются в своего рода «языковое гнездо». Мало того! Самодеятельные актёры должны проживать ситуацию на сцене. Дети и подростки, занятые в подобных спектаклях, не только слышат язык своих дедов, они узнают обычаи и традиции своего народа – то, чем богат северный этнос.
Каждую осень три года подряд Надежда Шеметова с бригадой телевизионщиков ездила по трём эвенкийским районам республики (в Республике Бурятии существует телевизионная передача «Улгур» на эвенкийском языке). Устраивала смотр спектаклей, награждала участников. Тормошила педагогов.
– Я говорила им: «Со временем вы непременно почувствуете внимание к вашей работе». И это на самом деле так. В самом начале пути мы не чувствовали поддержки. Даже слышала реплики в свой адрес: «Пусть центр «Арун» песнями и танцами занимается, эвенкийский язык – не его забота». При поездках в районы нам приходилось везти свои призы. Теперь иначе – многие поняли важность проекта. Районные отделы культуры взяли на себя финансирование спектаклей на эвенкийском языке.
Надежда Егоровна признаётся:
– Порою не знали, с чем столкнёмся в поездках. В Северо-Байкальском районе, например, в первый год проведения конкурса сказку подготовили… на русском языке. Оправдывались: «У нас в районе только два человека говорят на своём родном языке!» Я объяснила, что они вправе отказаться от участия в конкурсе. Не захотели остаться в стороне, четвёртый год участвуют. При этническом культурном центре в Северобайкальске открыли факультатив по изучению эвенкийского языка. Проводят с детьми викторину. Предлагают им ответить на вопросы: «Как по-эвенкийски будет «нос», «глаза», «уши»?..» Ищут другие интересные для детей формы обучения языку.
Центр «Арун» проводит сначала районные конкурсы, отбирает лучшие постановки. Затем – республиканский конкурс.
– Я понимаю, это не революция. Но всё же маленький шажок, – говорит Шеметова. – У нас это самый молодой фестиваль. И самый выстраданный. Он обнажает ситуацию с родным языком в районах республики. Взять Баунтовский эвенкийский район. Там только в посёлке Багдарин, в пришкольном интернате, для детей эвенков преподаётся эвенкийский язык. В остальных посёлках района – нет. Это ненормально.
Почему, спрашивается, эвенкийский язык утерян? Это в головах случилось. Родители сами владели эвенкийским языком, а к своим детям обращались на русском. Даже, помню, мне мой отец говорил: «Ну зачем тебе эвенкийский язык?»… Эвенки считали его невостребованным.
«Мы были, есть, будем…»
На третий год, расправив плечи, эвенки Бурятии пригласили на свой фестиваль сказок представителей Якутии. В 2019-м году состав участников намного расширился. В Улан-Удэ приехали делегации из Республики Саха (Якутия), Красноярского и Хабаровского краёв, Забайкальского края.
Я не буду представлять все делегации и их спектакли. Расскажу лишь о состоявшейся звезде нимнгакана. Это Анфиса Павловна Авилова (в девичестве – Мальчакитова). Она участница якутского фольклорного ансамбля общественной организации «Дылача» («Солнышко» – эвенк. яз.). В коллективе исключительно бабушки. Анфисе Павловне, например, 87 лет. Но она, как принято теперь говорить, дама мобильная. «Где я только не моталась!» Действительно, была на конференции лингвистов и знатоков эвенкийского фольклора в Санкт-Петербурге. Встретилась там с внучкой английского путешественника и этнографа, профессора Гарвардского университета Альберта Бейтса Лорда. Он когда-то записывал сказки бабушки Анфисы Павловны. А его внучка приехала в город на Неве специально, чтобы повидаться с нашей мастерицей сказочной импровизации, обнять её и сказать спасибо. Авилова посетила по приглашению американских фольклористов Калифорнию. Дала там в течение месяца девять импровизированных спектаклей.
Она сказительница и исполнительница песен-импровизаций. Представляет плеяду уходящих эвенкийских нимнгаканов (в Якутии кроме неё жив ещё один сказитель-эвен). В Забайкальском крае?.. Я не случайно назвала девичью фамилию моей героини. Она родом из селения Кюсть-Кемда Читинской области. В военные годы училась в школе эвенкийского села Чара, пять лет жила в пришкольном интернате для детей-эвенков. Вспоминает: «Вечерами усядемся со сверстниками у печурки, а нас 15 человек в интернате было. Я рассказываю им сказки, что от своей бабушки слышала, песни пою». Анфиса Павловна переехала в Якутию уже взрослой женщиной, мамой двоих дочек… Сколько человек – сказителей и сказительниц – она воспитала в Чаре, Кюсть-Кемде и на озере Ничатка, где держали стадо оленей её отец с братьями? На этот вопрос могут ответить лишь сами жители Каларского района.
Но вернёмся на фестиваль современных нимнгаканов. День был напряжённый. Самодеятельные актёры с раннего утра на ногах. Вначале репетиция, потом прогон спектакля. У якутских бабушек это обряд рождения ребёнка. После – просмотр членами жюри конкурсных сказок и обрядовых сцен и концерт для зрителей… Полсуток на ногах! Не всякий такое выдержит. И это ещё не всё, в завершение – прощальный банкет, на котором собрались участники фестиваля из разных регионов страны. Анфиса Павловна устала, не могла не устать. Но верх в ней берёт нимнгакан – эвенкийский сказитель. А мы помним – он (или она) могут вести свои песнопения трое суток подряд. Авилова, похоже, из их числа. Она исполняет для участников прощальных посиделок песню о сватовстве парня-зверолова. Сначала ведёт партию, где жених нахваливает сам себя: мол, белке в глаз попадаю, не одного сохатого завалил, а у самого обувка дырявая и потка (кожаная сумка) пустая, даже подарка не принёс; после – ответ, или, скорее, отпор, невесты: та отвергла неудачливого претендента на её руку и сердце. Песню сказительница исполняла на эвенкийском языке. Я слов не понимаю, но мимика исполнительницы, язвительная интонация в ответ на самовосхваления жениха – всё это позволяет легко догадаться, о чём идёт речь в песне – нет! – в жизненной сценке, где Анфиса Павловна в лицах представляет своих героев… И только после спохватываюсь: сказительнице – под девяносто! Низкий ей поклон за желание доставить нам радость.
На нынешнем нимнгакане в Улан-Удэ засветилась и новая звёздочка. Это Серёжа Вахрушев из села Тупик Тунгиро-Олёкминского района Забайкальского края. Серёже шесть лет, но он уже настоящий актёр, стойкий боец культурного фронта. Мальчик наравне со старшими товарищами репетировал с раннего утра, участвовал в прогоне общего выхода на сцену всех самодеятельных актёров. А вечером во время концерта вышел на сцену с бубном и покорил своим танцем весь зрительный зал. Его художественный руководитель – родная бабушка Галина Фёдоровна Антоновская. Она руководит досуговым центром в районном центре Тунгиро-Олёкминского района. Поэтому после завершения фестиваля современных нимнгаканов первой беру интервью у неё:
– Появится ли второе дыхание у эвенкийского языка?
– Всё зависит только от нас самих, от нашей воли. Вот мы у себя в районе возродили День села – с обрядовыми эвенкийскими танцами, привлекаем молодёжь.
С тем же вопросом обратилась к Шеметовой.
– Эвенкийский язык – искренний; само звучание родной речи – уже праздник.
«…Мы были, есть, будем…» – так проходят уроки эвенкийского языка в начальной северной школе. А это дарит надежду.
Улан-Удэ – Чара. Фото автора
