Трудности перевода с орочонского языка

В конце 20-го века в администрацию Тунгиро-Олёкминского района пришло звуковое письмо от китайских орочон, иначе – оленных пастухов, в котором престарелая отправительница рассказывала о мытарствах людей своего рода, кочевавших с оленями по притокам Витима в 19-м веке. О том, что её родичи перебрались на Амур, сначала на его русский берег, а затем – в поиске лучшей жизни – на противоположный, китайский. Там и осели. Но им очень хочется найти своих сородичей на реках Олёкме и Тунгире – это их историческая родина.

Письмо было передано людям, стоящим во главе Читинской областной ассоциации эвенков. И затерялось. Лишь в прошлом году олёкминцы предприняли попытку отыскать своих дальних родственников на китайской стороне Амура.

В 2019-м году в ходе международной тунгусоведческой конференции, проходившей в городе Благовещенске, было организовано две поездки. Одна – в провинцию Хулун-Буир, где китайские орочоны в гористой местности праздновали наступление летнего солнцестояния. Вторая – в отроги Малого Хингана, в деревню орочон Сейшан.

Галина Васильевна Абрамова, директор этнического эвенкийского музея в селе Тупик Тунгиро-Олёкминского района, выбрала первое направление. Орочоны из деревни Аолугуя в уезде Гэньхэ (Китай) считают, что они родом из якутов, то есть когда-то в древности кочевали по берегам реки Олёкмы. Скорее всего, автор звукового письма из этих мест… Но заняться поисками Абрамовой не удалось. Деревня была пуста. Её жители отправились на праздник в горы – встречать на рассвете солнце в самый длинный летний день, а после участвовать в игрищах, водить хороводы, вечером жечь костры и петь свои песни о том, что видят вокруг себя: о рассветах и закатах, о комариных концертах на болотах и о токованиии глухаря в тайге, о том, что наполняет смыслом и радостью их каждодневную жизнь… Гостья с берегов Тунгира лишь оставила в администрации орочонского хошуна свои координаты в надежде, что местный староста или его помощники отыщут давнего отправителя, вернее, отправительницу письма… И автобус с тунгусоведами после короткой остановки покатил в горную долину, откуда уже доносились звуки горлового пения орочей.

Вторая группа тунгусоведов отправилась в отроги Малого Хингана. В составе нашей делегации учёные-этнографы и археологи из России, Франции, Латвии, Америки; а также представители древних тунгусских родов (с тридцатого года прошлого века их называют эвенками) из Якутии и Забайкалья.

Едем по петляющей дороге вдоль хребта. Склоны гор словно политы расплавленным золотом – это ковром разрослись жёлтые лилии и стекаются к подножию гор. «Эх! Побродить бы по этим полянам, утонуть в лилиях!» – слышатся реплики пассажиров «Икаруса». «Не стоит рисковать, – охлаждает чересчур горячих пассажиров водитель автобуса, не раз колесивший по этой трассе. – Тут ненароком можно с хозяином лесных дебрей повстречаться – с маньчжурским тигром… И охнуть не успеете, как разорвёт на сувениры».

«Малым» хребет назвали, видимо, в шутку. Вершины заросших густым лесом гор уходят за облака. Колесим по горной дороге уже три часа, не видно ни одного поселения, не встречаем ни единой машины, лишь девственная тайга кругом. Донатас Брадишкаускас, профессор из Латвии, удивился: «Мы в самом деле в северо-восточном Китае? Столько читал о скученности населения, а тут – необжитые просторы, и конца и краю им не видно».

Учёные-археологи из Амурского госуниверситета, а они уже бывали в орочонской деревеньке, подбадривают заскучавших попутчиков: «Сейшанцы – люди гостеприимные, обычно накрывают для гостей стол. Да такой, что пальчики оближешь. Кухня у них… домашняя. Всё на своих огородах выращено».

Наконец, увидели арку, за ней – орочонская деревня Сейшань. Её жители – и стар, и млад – выбрались за деревню – встречать нас. Встречают по своему обычаю – угощают местным напитком, забродившим соком ягоды-голубики. В голову ударяет. Впрочем, этот рецепт хорошо известен у нас в Забайкалье, в эвенкийском селе Тунгокочен, где я родилась и выросла… но наши северяне идут дальше, для крепости добавляют в напиток несколько капель медицинского спирта или водки. Коктейль получается сногсшибательный.

Все встречающие нас китайские орочоны одеты в национальные халаты с характерным тунгусским орнаментом на полах, узоры повторяют очертания гор или сплетение рогов оленей. В этом и наши, и китайские оленные люди схожи. Но вот цвет халатов у жителей Сейшаня непривычный, золотисто-жёлтый, под масть диким горным лилиям, опоясавших кольцом деревню. Или малиновый, повторяющий оттенки цветущего багульника. Отмечаю для себя: витимские эвенки предпочитают более спокойный цвет своих национальных костюмов – жжёной охры.

СПРАВКА. Орочоны вынужденно переселились в Китай в 17-м веке из районов, расположенных к северу от реки Амур, когда туда стали массово прибывать отряды казаков и русских переселенцев. В конце 19-го – начале 20-го веков они кочевали по правому берегу Амура, главным образом, по западным склонам Большого Хингана, в бассейнах рек Гана, Хайлархэ и Нонни. До образования КНР орочоны находились на грани вымирания, насчитывалось лишь чуть более одной тысячи человек. После образования КНР жизнь и быт орочон значительно изменились. Китайское правительство выделяет им субсидии на защиту леса, компенсации за запрещение охоты, введены бесплатное здравоохранение и образование, решается вопрос с жильём. Китайские орочоны генетически, антропологически и лингвистически близки к амурским эвенкам.

Ну а дальше наша команда (учёных, журналистов и коренных северян, эвенков) ожидала более тесного знакомства с китайскими орочонами. Хотелось посмотреть, как, в каких жилищах они живут, используют ли тунгусскую утварь в быту или предпочитают современную бытовую технику, работающую на электричестве… Ну и, конечно, встретиться с оленьими пастухами, хоть краешком глаза глянуть на их стада. Но что это? Наш «Икарус» в сопровождении нескольких машин с гидами-орочонами (или наблюдателями-китайцами?) на запредельной скорости промчался через всю деревню. Остановка лишь у здания далеко за пределами жилой зоны. Это этнический музей, где мастера и мастерицы, китайские орочонки, на глазах туристов вырезают из листа ватмана замысловатые узоры или китайские иероглифы – оказывается, это целое искусство – и тут же обучают смельчаков-гостей; других посетителей знакомят с техникой изготовления кукол-оберегов; третьим предлагают помочь освоить станок для обработки дерева – производство деревянных идолов тут поставлено на поток.

Музей двухэтажный, чтобы осмотреть все экспозиции, понадобится не меньше двух часов. И я… сбегаю. Отправляюсь в орочонскую деревню самостоятельно. Прошла уже половину улицы – ни души. Домашних оленей не видно, но во всех дворах стоит сельскохозяйственная техника. Видно, что хозяева сельхозагрегатов, тракторов, косилок и комбайнов работают на полях. Для обработки домашних огородов и лопаты с тяпкою достаточно. И вот удача! За одним забором заметила пожилую женщину, уничтожавшую сорняки на побегах капусты. Помимо капустных посадок замечаю на грядках всходы лука, чеснока. Картошка уже зацвела… Я ни китайского, ни орочонского языков не знаю. Моя визави не владеет русским языком. Но на что изобретён язык жестов?! Когда-то помог путешественнику Миклухо-Маклаю найти понимание с папуасами. Мы тоже поняли друг друга. Моя «разговорчивая» собеседница отложила в сторону тяпку. Спрашивает, откуда я. Услышав про реку Каренгу, приток Витима, всплёскивает руками: слышала, когда-то орочоны проходили там оленьими тропами. Но это было давно… Теперь моя очередь задавать вопросы. Удалось выяснить, что огороднице около пятидесяти лет. Живёт в деревенском доме одна. Взрослые дети с внуками перебрались в пригород Хэй-Хэ. Детям нужно учиться в школе, в их деревне школы нет – раньше приходилось вставать ни свет ни заря и отвозить ребятишек на учёбу в город… Видится ли моя собеседница с детьми и внуками? «А как же!», – кивает головой. По её жестам понимаю, что родственники приезжают в свое свободное время – помочь ей на огороде. Собрать урожай, и отвезти в город – на продажу.

У пожилой орочонки много работы, ей надо успеть прополоть сорняки, полить побеги овощей… а огород не маленький, десять соток. Иду дальше, сворачиваю на другую улицу. Заметила ещё одного старика, поливающего огород. Но времени на очередную пантомиму уже нет, мне пора возвращаться в этнографическую мастерскую.

Успела. Наша делегация грузится в автобус, и мы переезжаем без остановок в деревне… в другой музей – этнической культуры орочон. Музей с богатыми экспозициями. Здесь представлены жилища орочон (чумы), правда, только макеты, утварь, национальная одежда, охотничьи принадлежности, шаманское одеяние… Не все из экспонатов раритеты. Так, охотничьи ружья – самодел, макеты. Шаманское платье пошито из современных тканей, без каких-либо оберегов. Но, видимо, не так-то просто насытить экспонатами-подлинниками музей, здание которого тянется во всю длину улицы. Сбор раритетов идёт по всему орочонскому миру, поясняют служительницы музея. И, похоже, не только в Китае.

Невольно вспомнила сетования своих земляков, жителей эвенкийского села Тунгокочен Забайкальского края: «Распродаём раритеты направо и налево… а наши дети и внуки будут знакомиться с культурой орочон в древности… в Китае». Два года назад гостья из Санкт-Петербурга привозила к ним в село группу китайских музейщиков (этнографов?) и помогла им скупить у местных эвенков предметы утвари, национальную одежду, охотничьи ловушки. Коренные северяне несли кто что мог и сохранил от тления. К сожалению, у своих, местных, музейщиков не было в бюджете средств на приобретение новых экспонатов.

Переезжаем в очередной музей, вернее мастерскую по выделке кожи. Тут старая орочонка даёт мастер-класс по пошиву обуви из шкур, снятых с голени оленя.

Впереди нас ждёт посещение ещё одной мастерской по изготовлению посуды из бересты берёзы. Здесь прямо на глазах посетителей мастерицы готовы изготовить короб для сбора диких ягод, или привычный туе­сок… Возле мастерской вижу группу мужчин (китайских орочон), на первый взгляд, прохлаждающихся без дела. Им всем от тридцати пяти до сорока лет. Спрашиваю, на всякий случай, владеет ли кто из них английским языком. Такой нашёлся. Через него беседую со старшим по должности в этой группе, да и во всей деревне, похоже. Он что-то вроде начальника службы ЖКХ в Сейшане. Отвечает за исправность электро- и водоснабжения деревни. Его офис вон в том здании, показывает мой переводчик на единственное трёхэтажное каменное здание в деревне. А окружение, что наблюдает за туристами издалека, из беседки, – они кто? Инженеры, наладчики – на случай неожиданной аварии. И ответственные за дисциплину. Вдруг кто-то из местных примет на грудь… Впрочем, местных сегодня в деревне не видно. Уехали под Хайлар, в аймак Хулун-Буир, праздновать солнцестояние. Для наших орочон это большой праздник, охотно объясняет мой добровольный переводчик.

Начальник ЖКХ, или мэр, а может быть, староста этой деревни (из-за сложностей перевода затрудняюсь точно назвать его должность), рассказал, что сейчас в Сейшане числится 1078 жителей, большинство занято в сельском хозяйстве, выращивают зерновые культуры и овощи. Поведал историю своей собственной семьи. Он женат. У них с женой двое детей, оба уже школьники. Живут на два дома. Государство выделило их семье, как, впрочем, и другим детным родителям-орочонам, квартиры в пригороде Хэй-Хэ. Староста, назовём его так, каждый день приезжает на работу в свою деревню, а вот его жена занимается ресторанным бизнесом в Хэй-Хэ.

А как же олени? Слово «орочоны» в переводе означает «оленные люди»… Тут переводчик замялся, непонимающе разводит руками. Видимо, и тут сказываются сложности перевода.

С историей оленеводства в Китае знакомлюсь по трудам современных этнографов-тунгусоведов. В прошлом году француженка Дюмон (она в составе нашей группы) опубликовала монографию на английском языке по оленеводству в северо-восточном Китае. В своих исследованиях она ссылается на труды китайских учёных. И, судя по материалам этнографов, оленеводство в северо-восточном Китае в наши дни переживает не лучшие времена. Поголовье домашних оленей сокращается. Причина этому – применение ядохимикатов в сельском хозяйстве. С грунтовыми водами ядовитые вещества попадают в привычную пищу оленей – ягель и лесные грибы, и начинается мор животных. А вторая причина – расцвет ресторанного бизнеса в Китае. Как известно, грибы – непременное лакомство в китайских ресторанах, их рестораторы заготавливают в немыслимых количествах. А природа – не бездонное лукошко.

Берега у Амура разные. Но проблемы у оленщиков во многом общие. У нас, на севере Забайкалья, грибов пока хватает, но одна из причин упадка оленеводства – это техногенное загрязнение оленьих пастбищ…

Свой родной язык китайские орочоны почти утратили. Ситуация, как и во всем мире, и у них не очень благополучная: старики говорят и думают на родном языке, сорокалетние люди понимают орочонский язык, для детей этот язык – иностранный, общаются на китайском. Но в Китае намерены изменить ситуацию и возродить язык оленных людей. Дети орочон вот уже шесть лет подряд непременные участники языковых марафонов, олимпиад, игровых тренингов, проводимых поочередно Амурским государственным университетом и университетом китайского города Хэй-Хэ.

Устроители олимпиад отмечают, что у детей по обоим берегам Амура – русском и китайском – возросла мотивация для изучения языка орочон. А старики чувствуют себя востребованными. Шьют внукам национальные орочонские костюмы, сами привозят их на учебные мероприятия, где можно развить навыки разговорного общения.

Последние годы на эти лингвистические марафоны детей-орочон приезжают эвенки из Якутии. Уже второй год как заявил о себе на языковой олимпиаде Тунгиро-Олёкминский район Забайкальского края.

…Домашнего обеда в китайской деревеньке орочон мы так и не дождались. Вечером, на голодный желудок, отправились в обратный путь – в город Хэй-Хэ. И там, в фешенебельном ресторане, где в вестибюле установлены аквариумы, и посетители могут пальцем указать на представителя озёрной или морской фауны, кем бы они хотели полакомиться… отвели душу. Мы пощадили рыб из аквариума, заказали на ужин травяные лепёшки, то есть лепёшки, нашпигованные пахучими съедобными травами… такие только в Китае можно отведать.

А с орочонами из деревни Сейшань – теперь в большинстве огородниками и овощеводами – мне довелось ещё раз встретиться уже на следующее утро… на стихийном рынке в городе Хэй-Хэ.

В четыре утра в китайском городе на правом берегу Амура на пересечении улиц, где расположены универмаг и магазины, начинается суета. Сюда на мотороллерах съезжаются жители пригородов. В тележках и прицепах у них овощи со своих огородов – лук, чеснок, бобы, редис, огурцы, помидоры… Рядом пристроились продавцы свежей рыбы. Не замороженной. Только что отловленной в реке и горных озёрах и плескающейся в чанах. Третьи торговцы продают собранную накануне ягоду жимолость. А вот в этом ряду обосновались кулинары. Они на газовых переносных горелках в кипящем масле пекут травяные лепёшки. Те самые, с начинкой из духмяных трав. Их нужно есть горячими, прямо с огня. Китайский рабочий люд так и делает… тут не просто рынок, ещё и кафе под открытым небом.

К шести утра стихийный рынок обезлюдеет. Торговцы свернут свои лотки. И разъедутся – в пригород Хэй-Хэ и близлежащие деревеньки. Завтра в четыре утра им нужно опять быть здесь со свежим товаром.

Фото автора

Оцените статью
( Пока оценок нет )
Каларский район: день за днём
Мы используем cookie-файлы для наилучшего представления нашего сайта. Продолжая использовать этот сайт, вы соглашаетесь с использованием cookie-файлов или покиньте сайт. Чтобы ознакомиться с нашей Политикой конфиденциальности, нажмите кнопку "Подробнее...". Чтобы принять условия, нажмите кнопку "Принять".
Принять