В канун Дня медицинского работника в редакцию пришла Валентина Александровна Киселёва, фельдшер отделения скорой помощи, и рассказала о своей коллеге Татьяне Кузьминой. В уже далёком от нас 1986 году она погибла в Афганистане, память о ней хранят медработники, жители Чары.
Сегодня мы публикуем отрывки из очерка Валентины Скажутиной и Аллы Смолиной, которая служила с Татьяной в одном полку в Афганистане.
«ЧТОБЫ ПОМНИЛИ» – лейтмотив и цель этой публикации в «Северной правде».
* * *
ВАЛЕНТИНА СКАЖУТИНА: «Короткой оказалась биография Татьяны Ивановны Кузьминой.Родилась в г. Чите 17 января 1953 года. Окончила школу, поступила в Читинское медицинское училище. По окончании (в 1973 году) фельдшерского отделения начинала работать в посёлке Нижний Цасучей Ононского района фельдшером. В 1976 году переезжает в Чару. В течении шести лет работала в районной больнице акушеркой, затем дежурной сестрой в общем отделении, фельдшером в Чарской средней школе. Как вспоминала лучшая подруга Татьяны Ольга Котикова, «…Таня была медсестрой от Бога. В ней всегда присутствовало чувство милосердия, доброты…». Татьяна Ивановна самостоятельно приняла решение, написала заявление в райвоенкомат и восемь месяцев ждала вызова. Её отговаривали подруги, коллеги, работники военкомата. Но она тихо, просто говорила: «Там я буду нужнее».
* * *
АЛЛА СМОЛИНА: «Эта небольшого роста медсестра, с хорошеньким личиком и роскошными чёрными волосами – то пушившимися хвостом до талии, то змеившимися тяжёлой косой, то вздыбленными на затылке «короной» – часто выглядела задумчивой и с общением ни к кому из девчонок не навязывалась. Может, в силу своего характера, а может устала от войны.
Но несмотря на Татьянину замкнутость, я многое о ней знала из девичьих посиделок на широкой, прогретой за день беспощадным джелалабадским солнцем лавочке возле модуля, где мы собирались в свободные от службы вечера, чтоб поделиться свежими новостями мирового и локального характерoв, обсудить насущные вопросы, немного посплетничать друг о друге. Куда уж без этого?! Война убивает людей, но не их пристрастия и привычки.
Вот там, на лавочке под эвкалиптами, я впервые услышала о Татьянe, о её малочисленной семье из мамы и малолетнего сына, папа которого после рождения ребёнка ни разу на глаза не показался. На тех же лавочных посиделках узнала, что первое время Татьяна служила в бригадной медицинской роте, но к концу службы всякими правдами-неправдами добилась перевода в БАПО – боевой агитационный пропагандистский отряд 66-й отдельной мотострелковой бригады.
O службе в БАПО мечтали многие медсёстры, чего они не скрывали. Отряд занимался доставкой в кишлаки продовольствия, муки, зерна, семян, медикаментов, агитационной литературы, одежды, предметов быта, детских игрушек, книг. Выступали перед дехканами с концертами, проводили политбеседы, помогали больным и роженицам, навещали афганские детские дома.
Служба в БАПО считалась очень опасной. Поездки проходили под прикрытием бронетехники, но броня не спасалa от спрятанных в дорожной пыли противопехотных мин, от умело замаскированных мин-растяжек, от обыкновенных камнепадов, способных сбросить транспорт вместе с людьми в бездонное всепожирающее ущелье.
В последние дни сослуживцы негласно освободили Татьяну от рейдов. Так, на всякий непредвиденный окаянный случай, по закону подлости часто случающийся на войне именно перед «дембелем». По этой причине, не сказав медсестре ни слова, отряд по темноте, до восхода солнца, убыл в запланированный рейд. Но Татьянa не могла считать законченной службу, ещё находясь на той самой службе. В горном кишлаке лежала готовая разродиться молодая роженица, маялся болью от гниющей ноги мальчонка-бача, другим больным были обещаны таблетки от зубной боли, от расстройства желудка, сердечные капли. Кто поможет её больным? Западные «Врачи без границ» в Афганистане на подконтрольную 40-й армии территорию не заходили. Да и в конце концов у Татьяны был собственный служебный график, составленный заранее. И никто не смел его нарушать.
Узнав о вероломном поступке сослуживцев, Татьянa сгоняла спозаранку в автороту и напросилась в попутчицы к водителю водовозки. Отряд выдвинулся ни свет ни заря, а следом должна была ехать машина с огромной цистерной питьевой воды, которой так не хватало в горных кишлаках.
Отчаянный водовоз оказался честным парнем, не поленился сделать крюк и забрать Татьяну с лавочки. Они благополучно проскочили опасные участки, догнали отряд, и вся колонна остановилась в удобном для привала месте с пологим спуском к горной реке, где уже плескалось несколько детишек из местных жителей. Чуть вдали, на камне, восседала афганка, спешно опустившая паранджу при невесть откуда появившихся «шурави».
Татьянины сослуживцы, а с ними и сама Татьяна, ловко повыскакивали из машин, размяли ноги, попрыгали, поприседали, и мужчины, разоблачаясь на ходу, бросились к воде. Татьянa же выбрала место подальше от мужских глаз, поближе к женщине с детишками. Прячась за валунами, разделась, аккуратно сложила одежду на прибрежной гальке, осторожно спустилась к воде…
Произошедшего далее никто из отряда не видел, а только услышали чужой гортанный крик. Как оказалось, водный поток ухватил худенькое тельце одного ребёнка. Горные реки имеют свою особенность: в верховьях реки и в нижней её расширяющейся части скорость воды относительно невелика, зато увеличивается в средней части за счёт притока горных ручьёв, и ревущая вода способна нести за собой даже увесистые каменные валуны. Что говорить о беспомощном детском тельце?
Татьяна, зная о скрытой опасности, осторожно ополаскивалась ближе к берегу, именно ополаскивалась, о плавании речи не шло, и когда афганская женщина, громко крича, всполошено заметалась вдоль берега, Татьяна оказалась к мальчику ближе. Она успела зацепить и оттолкнуть его к матери. Сама же потеряла равновесие и озверевшая водная стихия, переворачивая и кружа, поволокла Татьяну за собой.
* * *
Татьяну долго мотало и било об острые валуны, но скорее всего она умерла не от ударов, а от переохлаждения. Горные реки, берущие начало в вековых ледниках, даже в разгар самого жаркого лета бурлят обжигающе ледяной водой.
* * *
Когда останки Татьяны привезли в бригаду, то сразу побежала в морг медроты, где находились перед отправкой в Кабул (или Союз) тела всех погибших и умерших. Бежала, ничего не видя из-за слёз, и, будто Татьяна могла меня слышать, шептала: «Дурочка глупая, ну почему, почему ж ты меня не послушала?!».
АФГАНСКИМ МАДОННАМ
Разворочена полость и нет полруки,
До бедра взрывом вырваны ноги,
Жизнь солдата хирургам уже не спасти,
Mальчик в Вечность стоит на пороге.
Величаво иль страшно? Живым не дано
Знать виденья предсмертных мгновений.
Hо последним желанием было одно:
Mаме чубчиком ткнуться в колени.
Мама с мальчиком рядом была
Oт рожденья, от первого крика.
Лишь от cмерти спасти не смогла,
Hе прикрыла от страшного лика.
– Мама… милая… будь же… со мной, –
C умирающих губ текли звуки.
– Я пришла, мой сынок.
Не волнуйся, родной, –
Oблегчая ровеснику муки,
– Ты же видишь: я здесь,
Tвоя мама с тобой, –
Пряча стон, медсестра свято лгала.
– Всё закончилось,
скоро мы едем домой, –
Bеки мёртвым рукой прикрывала…
Афганистан, Джелалабад,
66 ОМСБр, 1986 год
